Когда к концу 50х годов прежнего века советский кинематограф исчерпал список лубочных сценариев о сверхчеловеке. Когда израненный народ после Второй Мировой на своей душевной энергетике начал создавать что-то поистине глубокое и душевное. Когда итальянская школа неореализма дала всходы и в советском кино... Именно тогда на поток всенародной любви пошли такие картины — "Когда деревья стали большими".

"Мы все из себя на самом деле чего-то изображаем. Чего на самом деле нет."

Так скажет герой Никулина — Кузьма Кузьмич Иорданов в горячей перепалке с персонажем Василия Шукшина  — председателем колхоза той деревни, в которой развернётся эта трагикомедия. И несмотря на совершено заурядный типаж главного героя в образе почти опустившегося человека — реплика Кузьмы Иорданова пробьёт зрителя в самое сердце.

И одновременно именно эти слова смягчают основной посыл картины: Если мы все имеем одинаковые пороки и одинаковую природу боли — быть может, именно это подтолкнет каждого зрителя к новому повороту ума, неизбежно заставив посмотреть на реальную жизнь совершенно иным открытым взглядом.

Основной режиссёрский посыл Льва Кулиджанова на съёмочной площадке картины "Когда деревья были большими" был примерно следующим: Никакой игры. Нужно жить в этой роли.

А учитывая тех актёров, с которыми работал этот новатор отечественного кино, пересматривать этот фильм в сотый раз — ни с чем не сравнимое эстетическое и эмоциональное удовольствие.

К тому же картине пошла на пользу реставрация в цвете, через которую позже прошли многие фильмы отечественного кино. Коррекция цвета была сделана очень удачно — и многие ночные сцены (крупные планы) стали более выразительными и трёхмерными в восприятии зрителя.

Особенность картины Кулиджанова состоит в том — в ней периодами играют без слов. В фильме очень много крупных планов, в которых разговаривают робкими улыбками, опущеными плечами и едва уловимыми жестами; неожиданным всплеском импульса на лице актёра и тихим плеском воды на песчаном пляже реки загадочной русской глубинки.

Нужно отметить, что многие методы Кулиджанова, учитывая скромные возможности режиссёров тех лет, вызывают искреннее восхищение. Знаменитый режиссёр виртуозно играет с освещением. Во второй половине картины он даёт своему зрителю эффект живого присутствия, когда рассказывает историю о девушке в талантливом исполнении Инны Гулая, которая осталась сиротой после того, как эшелон с эвакуированными на станции "Селиваново" был подвергнут бомбардировке. Будучи на тот момент годовалым ребёнком, Наташа чудом уцелела. Ее вырастили всем колхозом и дали путёвку в новую жизнь. Но все детские воспоминания для неё — это больная память об утерянном доме и тех родителях, которых она едва ли помнит, всякий раз во сне путая их со случайными прохожими. Зато она помнит деревья — которые навсегда для неё остались непостижимо высокими, как и мечта о родных людях, которых у неё кровно не осталось.

Об актёрской игре этой начинающей на тот момент актрисы вне всяких спойлеров можно сказать просто — Инна Гулая великолепна на экране. И в своей роли она дала такой накал редкой женственности, обаяния, непосредственности, искренности, теплоты и светлой энергетики — что это было бы много даже для профессионала.

Именно в эту глубокую драму, которая для того времени была общенародной, и вплетёт грамотно свою ниточку оригинального повествования о маргинальном неудачнике Кузьме Иорданове талантливый мастер Лев Кулиджанов.

Судьба бывшего фронтовика, у которого жизнь идёт полосами и превалирует как известно тёмная, — произвела на Кулиджанова неизгладимое впечатление. Вне всякой конъюнктуры того времени он рискнул и взял этот сценарий в работу. Вне всякой предсказуемой критики данная история ему показалась страшно интересной. И вне всякого здравого смысла он отдал главную роль актёру нашумевших на тот момент комедий. Кулиджанов разглядел в Никулине много больше, чем другие режиссёры. А в подобном мастерском исполнении Юрия Никулина не было ни грамма притворства.

И нужно сказать, что когда смотришь первую часть картины именно в черно-белой версии, на тебя неслышно наваливается та тяжесть утрат и переживаний, что скромно переживает Иорданов в своей московской тесной коммуналке на грани выселения. Режиссёр с актёрами продумали и проработали буквально каждую эмоцию и каждый кадр. И в этой истории не будет простых линейных типажей и предсказуемых поступков.

Никулин, учитывая свое амплуа циркового клоуна, был совершенно не подходящей кандидатурой на эту роль. Но он виртуозно воплотил этого трагикомического героя на экран.

Не лишним будет сказать, что этот актёр и его персонаж несут в себе светлую глубокую боль очень сложного героя.

Юрий Никулин прошёл всю войну. Он всегда старался молчать об этом. И сила таких людей в том, что их молчание позволяет не обесценивать эти переживания банальными словами. У него было очень трепетное отношение и к своим воспоминаниям — и к тем людям,  которых коснулась подобная боль.

Юрий Никулин в этой картине сыграл очень сложную личность.

Герой Никулина мечется, и что-то всё время рвётся наружу из его давно уставшего сердца. Что-то такое, чему трудно дать определение. Что-то такое, что ищет диалога и связи с внешним миром.

Иорданов — это неудачник и деклассированный элемент на грани своего глубокого отчаяния. Он пытается встроиться в нормальную жизнь того советского общества, что предсказуемо его отвергает. И в общем ведь нет ничего случайного и надуманного в том, что Москва его выбрасывает на обочину. И с болезненно истерзанной душой принимает русская глубинка.

Лев Кулиджанов дал новое слово и новую тему в аспекте того советского кино — тему маленького человека, которого жизнь подняла с обочины и заставила проявить себя в необычном качестве. Главный герой Иорданов пойдёт на очень нестандартную афёру — ему захочется выдать себя за родного человека. И просто банально захочется теплоты. Если конечно у этого желания есть по умолчанию аспект банального...

Этот уважаемый папаша при всех своих недостатках самым удивительным образом подарит кому-то надежду избавиться от одиночества и он зажжёт собой маленький лучик счастья в огромных доверчивых глазах героини Инны Гулая.

И одна из самых пронзительных сцен в фильме, когда Иорданов со слезами на глазах признается Наташе, что он не её отец. А просто прохвост и жулик, который не учёл что у него пробудится совесть...

Один американский журнал писал о шести величайших школах кинематографа, одной из которых была советская. И среди прочего в этой статье говорилось: Это очень высокий уровень, вернуться к которому достаточно сложно.

Для одних картины Льва Кулиджанова — это искусство, которое каждый раз возвращает в детство. Для других — это аспект безмерного сострадания, которое проявляет режиссёр, щедро даря зрителю такие истории.

Классики отечественного кино оставили целый пласт картин, которые можно взять за эталон человечности и попытаться на них выстроить своё мироощущение сегодняшнего дня.

Классики отечественной фантастики, дабы сделать нас лучше, виртуозно нарисовали мир своего светлого стремления — Мир Полдня. Он не состоялся — ибо был изначально наделён множественными концепциями и ожиданиями того, каким мы хотим видеть своё личное пространство и всё, что в нем есть. Быть может, будет уместно постепенно расширить эти условные границы.

Отдавайте всё, что разумно отдать. Это всегда делает человека сильнее и гибче.

Наделяйте смыслом каждый даже самый незначительный момент. Сегодня нет ничего по-настоящему неважного. Если можете, — разжимайте потихоньку силу обманчивых привязанностей и ложных пристрастий. Мир не может постоянно оправдывать наших ожиданий — ибо мы не вкладываем в него должным образом инвестиции светлого чистого намерения. Это сформировалось давно и незаметно. Но именно сегодня, как калька, проявилось в реальной действительности.

_______________________________

Когда мы все переживём свою боль. Когда она неизбежно станет общей. Когда разожмутся внутри тиски обиды, себялюбивой агрессии и тотальной злости. Когда рухнут все предрассудки видеть во всём своё и чужое... Тогда и случится новая эра других людей, — которая ежесекундно уже сегодня строится на взаимодействии наших мыслей, мотиваций и намерений. Никто не сказал, что это просто. Но поскольку из всех дверей остались открытыми только эти — многие считают, что это возможно.